Прослышав, что на Яве находятся несколько английских купцов, которых не имею чести знать, я получил прекрасную возможность и позволил себе написать эти несколько строк; я желаю, чтобы досточтимая Компания 2, до сих пор не имеющая представления о моей судьбе, простила меня за дерзость (stowtness). Я пишу в первую очередь потому, что в моей душе есть любовь, которая привязывает меня к соотечественникам и родине.
Милостивые государи, до которых, может быть, дойдет это послание, знайте, что я родился в городке Джиллингем графства Кент, который находится в двух английских милях от Рочестера и в миле от Чатема, где строятся королевские корабли. В двенадцать лет я был взят подмастерьем к господину Николасу Диггинсу в Лаймхаузе, неподалеку от Лондона. Я служил штурманом на кораблях Ее Величества. Затем я одиннадцать или двенадцать лет служил в досточтимой Компаний (of the barbarie marchants) до тех пор, пока не был проторен торговый путь из Голландии в Индию; и мне захотелось воспользоваться возможностью и пополнить те немногие познания, которые Господь Наш дал мне.
Итак, в год от рождения Господа Нашего 1598 я был нанят в качестве главного штурмана в экспедицию из пяти кораблей, которые были заранее снаряжены Ост-Индской компанией, – Питером Вандер Хэем и Гансом Вандер Виком. Командовал этим флотом купец Яков Мэшор. На его корабле, флагманском, я и был штурманом.
Мы отчалили 23 или 24 июня. Это было слишком позднее отправление, поскольку уже пришлось идти при неблагоприятных ветрах. В середине сентября мы поймали более южные ветра, но многие из наших людей были больны, поэтому нам пришлось идти к побережью Гвинеи, к мысу Гонсалес, где мы высадили наших больных, многие из которых потом умерли: положение больных мало улучшилось из-за отсутствия свежего воздуха, духоты и из-за того, что мы находились в нездоровом месте.
Так, чтобы осуществить наше путешествие, мы проложили курс к побережью Бразилии, и было решено пройти через Магелланов пролив, а также по пути зайти на остров, называемый Аннабона. Мы зашли на Аннабону и заняли тамошнее поселение, в котором было около восьмидесяти домов. Здесь мы подкрепились и поправились благодаря тому, что у нас были мясо, апельсины, различные фрукты и т. д. Но воздух на острове был настолько нездоровым, что если один поправлялся, то другой чувствовал себя больным.
Мы провели два месяца в пути от мыса Гонсалес до Аннабоны – до 12 или 13 ноября. В это время мы подняли паруса и вышли с Аннабоны, нашли ветра, дующие по-прежнему на юго-восток-юг и юго-юго-восток, как и тогда, когда мы шли к четвертому градусу южной широты. Ветра благоприятствовали нам, продолжая дуть на юго-восток и восток-юго-восток, так что мы пробыли в пути от Аннабоны до Магелланова пролива около пяти месяцев. На одном из наших кораблей сломало и унесло за борт грот-мачту, что нас сильно задержало: с большими трудностями мы поставили новую мачту.
29 марта мы увидели землю, находящуюся на 50-м градусе широты. Здесь два или три дня дули встречные ветра. Наконец, поймав попутный ветер, мы подошли к Магелланову проливу 6 апреля 1599 г. В это время уже наступила зима, пошел сильный снег; холод и голод пополняли число больных и слабых. В течение шести или семи дней дул северо-восточный ветер, которым мы могли воспользоваться и пройти через пролив. Но мы задержались, дав отдохнуть и поправиться людям, запаслись водой и деревом, построили небольшой бот в 15 или 12 тонн весом. Наконец мы собрались проходить пролив, но не могли сделать этого по причине того, что задул южный ветер: погода была ужасно холодной, с обильным снегом и льдом. И вновь, теперь уже застигнутые зимой, мы были принуждены остаться у входа в пролив с 6 апреля до 24 сентября. К этому времени большая часть нашего провианта была истрачена; из-за недостатка продовольствия много людей умерло голодной смертью.
Наконец мы прошли через пролив и вышли в Южное море, где нас преследовали страшные штормы, которые отнесли нас южнее, до 54 -го градуса широты, где было очень холодно. Вскоре мы поймали нужный ветер, с помощью которого легли на прежний курс к побережью Перу.
На этом долгом переходе мы потеряли все наши корабли, которые отделились друг от друга. Еще перед началом перехода, до того как наша эскадра рассеялась в штормах, мы условились, что если потеряем друг друга, то у побережья Чили на 46-й параллели следует дожидаться отставших в течение 30 дней. Следуя этому соглашению, я привел корабль в назначенное место, где мы пробыли 28 дней: подкрепляясь и отдыхая, мы обнаружили местных жителей. Туземцы были не злы и приветливы, но, опасаясь испанцев, не хотели торговать с нами. Сначала они принесли бараньего мяса и картофель, за это мы дали им колокольчики и ножи, от которых они были в восторге. Но через некоторое время люди покинули свои дома, ушли вглубь страны и более не появлялись. Во время нашей стоянки мы собрали баркас, который был разобран на четыре части, и направились к устью Вальдивии, но из-за сильного ветра мы не вошли в гавань и направились к острову Муш, куда приплыли на следующий день.
Не найдя здесь наших кораблей, мы отплыли к Санта-Марии, а на следующий день подошли к мысу, который находился в полутора лье от острова. На мысу виднелось много людей, которые оживленно двигались вдоль берега. Найдя хорошее место, мы бросили якорь в бухте, в 15 саженях от берега, который был покрыт сказочно золотистым песком. Подойдя к берегу на лодках, мы попытались заговорить с туземцами, но они не давали сойти, выпуская в нас тучи стрел. Несмотря на это, мы высадили около двадцати человек: у нас не было почти никаких запасов продовольствия на корабле, и мы готовы были даже силой добыть провиант; мы отогнали диких туземцев от берега, но большинство наших людей было ранено их стрелами. Очутившись на земле, мы знаками показали им, что пришли с миром, и начали разговаривать на языке знаков и жестов, и некоторые из них в конце концов поняли. Также с помощью жестов мы показали, что нуждаемся в провизии, затем показали железо, серебро и одежду, которые мы могли бы им дать взамен. Они дали нам выпить местного вина и поесть бататов, а также воды и фруктов; знаками и жестами они дали Нам понять, чтобы мы приплыли на следующий день за провизией, запасы которой они приготовят к этому времени. Было уже поздно, и мы отправились на корабль, довольные тем, что вступили в переговоры с ними, и надеясь на получение провианта.
На следующий день, 9 ноября 1599 г., наш капитан собрался снова высадиться на берег. Предварительно он со всеми нашими офицерами держал совет. Было решено подойти близко к берегу, но высадить не более двух или трех человек: эти туземцы были дикими и были почти неизвестны нам, поэтому мы им не доверяли. Также было решено, что сам капитан отправится на одной из шлюпок, возглавив тем самым все силы, которые мы могли выставить. Стоявшие на берегу туземцы знаками показывали, что можно причалить, но это не очень понравилось нашему капитану. Вдобавок люди не подходили к нашим лодкам, и капитан отважился выйти на берег вопреки решению, утвержденному на совете. Двадцать три человека высадились с мушкетами и направились к жилищам. Когда они были уже на расстоянии мушкетного выстрела от лодок, более тысячи индейцев, сидевших в засаде, тут же подбежали к нашим людям с тем оружием, которое было у них, и перебили их. Остававшиеся на веслах долго ждали в надежде, что кто-то вернется. Но убедившись, что никого из десанта не осталось в живых, они вернулись. Горестное известие о гибели многих товарищей повергло нас в уныние. Ведь мы сразу потеряли столько людей, сколько могло бы поднять якорь. Дождавшись следующего дня, мы отплыли к острову Санта-Мария. Там мы нашли адмирала, который прибыл сюда за четыре дня до нас, отплыв от острова Моча за день до того, как мы вышли оттуда. Они потеряли генерала, капитана и всех офицеров убитыми на берегу, как и мы. Так как все наши офицеры погибли, мы оплакивали потери, однако, несмотря на все это, были рады встрече и тому, что мы теперь снова вместе. Мой друг Тимоти Шоттен был штурманом на том корабле.
На острове Санта-Мария, расположенном на широте 37°12’ к югу от экватора, мы стали держать совет и предложили снести все вещи на один корабль и поджечь другой, но, поскольку каждый капитан не хотел уничтожать свой корабль, мы не могли решить, какой же из них оставить. Тогда мы решили покинуть побережье Перу и направиться к берегам Японии, понимая, что ткани и одежды, взятые в качестве товаров, можно там хорошо продать. Ведь вдобавок ко всему нас преследовали королевские корабли (испанские. – С. Г.), знавшие о том, где мы находимся, и о том, что наши люди ослаблены: один из наших кораблей был вынужден из-за голода и лишений сдаться в руки врагов в Сантьяго. Вследствие всех этих обстоятельств, запасшись провизией и отдохнув на острове, руководствуясь более умом и хитростью, чем силой, мы отплыли 27 ноября на двух кораблях от острова. Об остальных кораблях нашей эскадры мы ничего больше не знали.
Итак, мы держали путь в Японию. Пройдя небесный экватор вместе, мы достигли 28-го градуса северной широты. На этой широте мы очутились приблизительно 23 февраля 1600 г. Мы попали в страшнейшую бурю с сильным ветром и дождем, самую сильную из тех, в которых я побывал. В этой буре мы потеряли из виду второй корабль, о чем очень сокрушались. Однако мы не теряли надежды встретить их уже в Японии и продолжали двигаться к намеченной цели. На широте 30° мы искали южный мыс поименованного острова (Японии. – С. Г.), но не нашли его из-за неточности во всех картах, лоциях и на глобусах. Искомый мыс находится на широте 35°5\ что сильно отличается от прежних сведений. Наконец, на широте 32°5’ мы подошли к земле, это было 19 апреля 1600 г. Таким образом, от Санта-Марии до Японии мы были в пути четыре месяца и двадцать два дня. К этому времени на ногах держалось только шесть человек, не считая меня.
Будучи уже в безопасности, мы бросили якорь приблизительно в одном лье от места, называемого Бунго. В это время к нам подошло много лодок. Люди из них поднялись на борт, чему мы не могли воспрепятствовать, будучи не в состоянии, и разоружили нас. Спустя два-три дня после нашего прибытия приплыл на каракке иезуит из местечка, именуемого Лангасаки, куда прибыл до этого из Амакау; он вместе с несколькими японцами-христианами был нашим переводчиком. Они не были настроены к нам хорошо, это были наши смертельные враги. Однако правитель Бунго, провинции, куда мы прибыли, выказал нам немалое дружелюбие. Он отвел для нас дом в поселке, куда мы снесли больных, и снабдил всем, что нужно для восстановления сил. Когда мы бросили якорь в Бунго, у нас было двадцать четыре больных человека, из которых трое умерли на следующий день. Из оставшихся большая часть выздоровела, за исключением троих, которые долгое время болели и в конце концов умерли. В это время император прослышал о нас, и вскоре было выслано пять галер, чтобы привезти меня ко двору Его Высочества, который находился в восьми английских лигах от Бунго.
По прибытии я предстал перед ним. Он спросил, из какой страны мы прибыли. Я ответил на все его вопросы. Не было ничего такого, чего бы он не коснулся в расспросах. Также он спросил относительно мира и войны между странами (европейскими. – С. Г.). В общем, писать об этих частностях здесь было бы утомительно. Затем он приказал отвести меня в тюрьму, где со мной обращались хорошо. Меня поместили туда вместе с одним из моряков, который прибыл со мной в качестве помощника.
Спустя два дня император вызвал меня опять и спросил, что послужило причиной столь дальнего плавания, как наше. Я отвечал, что мы живем в мире со всеми народами и что мы привозим товары, которые наша страна может предложить тем странам, через которые проходят наши торговые пути. Он также спросил о войне, которую ведет Англия с Испанией и Португалией, и о ее причинах. Я пытался дать ему понять те вещи, о которых, как мне казалось, ему было бы приятно услышать. Под конец меня опять отправили в тюрьму, но теперь отвели другое, более удобное помещение. Я провел в тюрьме тридцать девять дней, не зная ничего ни о корабле, ни о капитане (излечился он от своей болезни или нет), ни об остальных членах команды. Каждый день я ждал смерти, полагая, что меня распнут, так как это обычное наказание в Японии, как и повешение – обычное дело в Англии. Во время моего долгого заключения иезуиты и португальцы предоставили императору много доказательств того, что мы пираты и разбойники, нападающие на всех, и что уничтожить нас было бы очень выгодно и для него, и для всей страны, и что если правосудие Его Высочества будет осуществлено таким образом, то остальные наши соотечественники, несомненно, не смогут без страха приходить сюда когда-либо. Так они убеждали императора ежедневно, привлекая к этому всех своих друзей и стремясь приблизить мою смерть.
Но Бог, милосердный к нуждающимся, проявил милосердие и к нам и не дал нашим врагам совершить обман. В конце концов император дал им ответ: мы не нападали на него и на его страну и не нанесли никакого ущерба. Так что это противозаконно – предать нас смерти. Если ваши страны воюют, то это не причина казнить пришельцев. Им пришлось этому всецело покориться и смириться с тем, что их злобная интрига не удалась. Хвала Господу, что так это и произошло.
В то время как я был в тюрьме, было приказано перевести наш корабль насколько возможно ближе к городу, где находился император, что и было исполнено (Осака. – С. Г.). По истечении сорока одного дня император оказал мне снова честь, вызвав к себе. Он задавал теперь еще больше вопросов, о которых здесь можно было бы долго писать. В конце аудиенции он спросил меня, не хочу ли я вернуться на корабль и встретиться со своими людьми. Я ответил, что был бы очень рад, и он приказал, чтобы так и было сделано. Меня освободили из-под стражи. Первой новостью было то, что корабль и команда прибыли в город. С волнением в сердце я сел в лодку и поплыл к кораблю.
На корабле я встретил капитана и остальных выздоровевшими и оправившимися после болезни. Когда я поднялся на борт с заплаканными глазами, товарищи поняли, что я многое испытал за последнее время. Хвала Господу – мы были снова вместе. Все вещи с корабля были похищены, так что у меня было только то платье, которое я носил. Все книги и приборы пропали, но не только я лишился всего: и у капитана, и у членов команды было похищено фактически все, что имело хоть какую-то ценность. Все это произошло без ведома императора. По прошествии времени он узнал об этом и приказал, чтобы все, кто взял наше имущество, вернули его назад. Однако столько всего у нас было украдено, что мы не могли получить все обратно. Сохраненные пятьдесят тысяч золотых наличными было приказано вернуть нам. Они были возвращены в присутствии императора и вручены одному из нас – нашему распорядителю, который хранил их у себя, выдавая нам деньги для пополнения запасов и для различных закупок.
Затем, на тридцатый день, наш корабль, стоявший на якоре возле Сакаи, что в двух с половиной или трех лье от Осаки, где в то время находился император, было приказано перевести на восток, в ту часть страны, которую именуют Канто. Мы повиновались и перевели туда наше судно. Путь до нового места равнялся 112 лье. Переход осложнялся встречным ветром, так что император прибыл туда раньше. Прибыв в Канто, наш корабль остановился напротив Эдо – города, где жил император. По прибытии я обратился с просьбой починить и отмыть корабль, а также употребил все силы, чтобы разузнать, как, где и чем лучше торговать голландцам. На это мы потратили большую часть своих денег. В то же время несколько человек восстали против капитана и меня и остальных настроили так же. Вследствие этого у нас было много неприятностей. Недовольные не желали более оставаться на корабле, но каждый хотел командовать: все стремились получить свою часть денег, которые были возвращены императором. Описывать все частности этих споров здесь было бы очень длинно. В конце концов мы поделили деньги на всех.
Тому было уже два года, как мы прибыли в Японию, когда мы узнали, что корабль нам более не принадлежит и что нам запрещено покидать страну. Так что каждый, получив свою долю, мог теперь употребить ее по своему усмотрению. Император определил каждому жилье и назначил по два фунта риса ежедневно, а также ежегодную выплату, равную двенадцати дукатам, которых только-только хватало, – мне, капитану, матросам – всем одинаково. Однажды, спустя четыре-пять лет, император призвал меня к себе, как он делал время от времени. И вот в одной из таких бесед он предложил мне построить небольшое судно. Я отвечал, что я не плотник и не имею достаточных знаний. «Хорошо, – сказал он. – Попытайся. Если получится плохо, это неважно». Так по его поручению я построил небольшой корабль водоизмещением 80 тонн или около того. Этот корабль, преподнесенный нами со всем уважением, он посетил, осмотрел и остался очень доволен. После этого случая я приобрел еще большее его расположение, стал часто бывать у него и даже время от времени получать от него подарки. Он назначил мне жалование более 70 дукатов в год и два фунта риса ежедневно.
Теперь, будучи в таком почете, я стал обучать его азам геометрии, искусству математики и другим вещам. Он был доволен мною настолько, что если я его о чем-то просил, никогда мне не отказывал. Мои прежние враги были изумлены: теперь они были вынуждены заводить со мной дружбу, в которой я не отказывал ни испанцам, ни португальцам. Так я отплатил добром за зло. Я проводил много времени в попытках получить возможность уехать, и поначалу это доставляло много неприятностей и стоило мне отчаянных усилий. Но Господь хранил меня и утешал в страданиях.
По истечении пяти лет я обратился к господину с просьбой покинуть Японию, поскольку хотел бы увидеть свою бедную жену и детей по зову сердца и природы. Император не был доволен этой просьбой и не позволил мне уехать ни сейчас, ни когда-либо, а повелел оставаться здесь. По прошествии еще некоторого времени, когда он был в хорошем расположении духа, я попросил его опять по причине того, что мы получили известия о пребывании голландцев в Сиаме, в Паттании; оно укрепило нас в надежде с Божьей помощью вернуться домой тем или иным способом. Поэтому я испросил разрешения снова, прямо и четко дав понять свое желание, на что он никак не ответил. Я сказал, что если он разрешит отплыть, то я найду способы привести англичан и голландцев торговать сюда. Не имея никаких причин меня удерживать, он отпустил меня. Я же попросил отправить капитана, что вскоре и было дозволено. Таким образом капитан отплыл из Японии в Паттанию.
Прошел год, а голландцы не приплывали. Из Паттании капитан отправился в Йор, где нашел флот из девяти кораблей, командовал ими Матлиф. Он назначил нашему капитану под команду корабль. Они отправились в Малакку, где встретились с португальцами. В этом сражении он был ранен и вскоре умер. Вот почему, как я полагаю, не было никаких известий о том, жив я или нет. Поэтому я заклинаю вас именем Господа Нашего Иисуса Христа: выполните мою просьбу и передайте весточку моей жене, которая, наверное, уже мнит себя вдовой, и моим двоим детям. Это моя самая большая печаль и боль души. Имя мое небезызвестно в Ратклифе и Лаймхаузе таким добрым людям, как учитель Николас Диггинс, Томас Бест, братья Николас и Вильям Исаак и еще многим, а также Уильяму Джонсу и мистеру Бекету. Надеюсь, что это письмо или копия его попало в руки кого-нибудь из них. Я знаю наверно, что жалость и милосердие Господа таковы, что друзья и родственники узнают наконец новости обо мне, что я все еще живу в краю, ставшем моим пристанищем в грешных скитаниях. Это то, в чем снова и снова уповаю я на милость Господа.
Вы можете понять, что на первом корабле, который я построил, я совершил несколько поездок, и затем император приказал мне построить еще один. Я построил новый корабль водоизмещением 120 тонн. На этом корабле я проплыл от Меако до Эдо, что приблизительно равно расстоянию от Лондона до Lizarde (Географическое название не установлено). В год 1609 император позволил наместнику Манилы, взяв 80 человек японцев, отплыть в Акапулько.
В 1609 г. корабль водоизмещением около 1000 тонн, называемый «Святой Франциск», потерпел крушение у берегов Японии на широте 35°50’. Из-за ненастной погоды и урагана судно потеряло грот-мачту, и его понесло к Японии. Ночью неожиданно оно потерпело крушение и было выброшено на берег. 36 человек утонуло, но 344 или 343 спаслись. На этом судне наместник Манилы и возвращался в Новую Испанию. И вот в 1610 г. на большем из тех кораблей, что я построил, он был отправлен в Акапулько. А в 1611 г. этот наместник возвратил другой корабль, который был доставлен его посланником с большим почтением и выражением благодарности за оказанную помощь. А корабль императора, достойное судно, использовали для торговли. Этот корабль сейчас находится у испанцев на Филиппинах.
За мою работу, которую я выполнял и выполняю ежедневно, поступив на службу к нему, он дал мне возможность жить подобно лорду в Англии, подарив мне 80-90 человек рабов и слуг. Такой почет, подобающий губернатору, здесь раньше никогда не оказывался иностранцу. Бог вознаградил меня после стольких страданий. Ему лишь, славному и всемогущему, возношу свои хвалы и молитвы - сейчас и всегда до скончания мира.
И теперь я не знаю, могу ли покинуть эту страну. До настоящего момента не было такой возможности, но теперь она появилась вместе с тем, как появились здесь голландские купцы. В год 1609 от Рождества Христова в Японию прибыли два голландских судна. Их целью было взятие португальской каракки, которая прибыла из Макао раньше на пять дней. Однако они прибыли в Фирандо, а затем направились ко двору императора, где были приняты с большими почестями, и условились о том, что через год пошлют один или два корабля. Договорившись с императором, они отплыли.
И сейчас, в 1611 г., прибыл небольшой корабль, груженный тканями, белилами, слоновьими бивнями, дамастом, черной тафтой, шелком, перцем и другими товарами. Купцы извинились и объяснили, почему не приплыли на год раньше, как было условлено, в соответствии со своим обещанием прибывать ежегодно. Вы можете понять, что голландцы имеют здесь китайские деньги и нет нужды везти из Голландии в Ост-Индию 20 серебро. В Японии много серебра и золота, которое получают голландцы и которое используют в других частях Ост-Индии. Товары же, за которые можно получить настоящие деньги, суть шелк, дамаст, черная тафта, черное и красное сукно лучшего качества, белила и другие товары подобного рода. Итак, на примере этого поздно прибывшего голландского корабля вы видите, что и англичане могут теперь установить в Ост-Индии свою торговлю; полагая, что некоторые из них – и купцы, и капитаны, и матросы – нуждаются в знакомстве со мной, я позволил себе написать коротко эти несколько строк, не желая быть утомительным для читателя.
Остров Япония – огромный остров, он простирается на север до 48 параллели, а на юге доходит до 35° широты. Остров тянется с северо-востока на юго-запад или запад-юг-запад и имеет протяженность 220 английских лиг. Люди здесь от природы приятны, искусны в удовольствиях и отчаянны в сражениях. Верша правосудие, они не склонны к нарушению закона. Японцы суеверны в своей религии и различны в своих мнениях о вере. Много здесь иезуитов и францисканских монахов, они обратили многих в христианство и имеют много церквей на острове.
Вот вкратце то, что я должен был написать; я надеюсь, что так или иначе смогу по прошествии времени узнать что-либо о моей жене и детях. И терпеливо жду доброй воли и милости всемогущего Господа Бога. Я молюсь обо всех них и о каждом, чтобы кто-нибудь смог доставить им весть обо мне. А также о том, чтобы от кого-нибудь, пока жив, узнать новости о них и, может быть, увидеть снова кого-нибудь из друзей. Пусть на то будет воля Господня. Аминь.
© Ваш друг и покорный слуга, остаюсь всегда к вашим услугам Уильям Адамс, Япония, 22 октября 1611 г.
Бадахос (Badajoz) - стотысячный город на реке Гвадиана в исторической области Эстремадура, расположен недалеко от границы с Португалией. Во время Гражданской войны в Испании он был значительно разрушен, в 1936 году после кровопролитного сражения был освобожден генералом Франсиско Франко (Francisco Franco) от коммунистических головорезов из интербригад, но вошел в историю не этим. У города богатое историческое прошлое. Бадахос был основан римлянами как хорошо укрепленная крепость, затем им владели мавры, а в 1087 году город был захвачен кастильским королем Альфонсом VI. Затем Бадахос переходил из рук в руки, принадлежал Португалии, Леону, Испании, но был захвачен наполеоновскими войсками. В 1812 году французов осадили англичане, город выдержал три осады, но после ожесточенного сопротивления был взят войсками герцога Артура Веллингтона (Arthur Wellington), который позже станет победителем при Ватерлоо. Осада Бадахоса была одной из самых кровавых в наполеоновских войнах и считается дорогостоящей победой англичан, около 3000 солдат союзных войск погибли в течении нескольких коротких часов интенсивных боевых действий, когда осада подходила к концу. Народная память об этих событиях до сих пор жива в Великобритании, выше в плеере выкладываю песню об осаде Бадахоса в исполнении на ирландском бузуки (Irish Bouzouki). Но мало кто знает, что одной из составляющих победы герцога Артура Веллингтона был вклад японцев - часть пушек полководца при осаде Бадахоса была выплавлена из меди, полученной из Страны восходящего солнца. В это время Япония была закрытой страной, торговля с европейцами не велась, но из всех правил всегда есть исключение. Об этих событиях я и хочу рассказать. Читать дальше
Первыми европейцами в Японию попали португальцы. В 1543 году трое португальских купцов - Антониу да Мота, Франсишку Зеймоту и Антониу Пейшоту потерпели кораблекрушение недалеко от южной оконечности острова Кюсю. Добравшись до берега, они встретили радушный прем местных жителей. С тех пор контакты японцев с португальскими купцами стали постоянными. Вслед за купцами появились первые миссионеры. В 1549 году в порт Кагосима прибыл св. Франциск Ксавье (Ксаверий), отправленный на миссию лично св. Игнатием Лойолой. Его сопровождали иезуиты Коме ди Торрес, Жуан Фернандес и крещеный японец Ядзиро, в доме которого и расположилась первая христианская община. За распространение католичества португальцы и испанцы, а с начала XVII века и голланцы, завозили к ним ружья, порох и другие европейские товары, информировали о происходивших в Европе событиях, научных открытиях. К концу XVI века в Японии проживали десятки тысяч христиан-католиков, среди которых встречались самураи и даже владетельные князья-даймё. Появление европейцев на японских островах дало толчок развитию морской торговли, способствовало обострению междоусобных войн и вызывало опасность подчинения Японии европейскими колонизаторами. В 1612 году сёгун Токугава Иэясу окончательно объявил христианство вне закона. Португальских и испанских торговцев изгнали. Главной причиной закрытия страны стало внутреннее положение в стране. Развитие внешней торговли в XV—XVI веках вызвало рост прослойки богатых горожан в морских портах. Их влияние, обусловленное огромными богатствами, стало настолько значительным, что грозило подорвать и сами устои существующего уклада страны. Торговля с иностранцами была монополизирована компанией, не только созданной и контролируемой правительством сёгуна, но и организованной с прямым участием правительства в качестве пайщика, а это лишало источника обогащения и торговое сословие, и южных князей-даймё. 
Легендарный советник сегуна Токугава Иэясу этнический англичанин Уильям Адамс (William Adams) попал в Японию в 1600 году в возрасте 36 лет. Он стал первым британцем, достигшим берегов Японии, и много сделал для развития торговых отношений Японии с Англией и Голландией. Уильям Адамс прожил в Стране восходящего солнца 20 лет, здесь он женился на японской девушке, у него был сын Джозеф и дочь и дочь по имени Сюзанна. Он построил для японцев первые корабли по европейскому образцу, вёл беседы с японцами о географии и истории Европы, делился знаниями астрономии и преподавал сёгуну основы арифметики и геометрии, помог установить дипломатические отношения Японии с Новой Испанией (Мексикой). Благодарный сегун подарил Адамсу большое поместье Миура в Хэми, сейчас это город Йокосука, и два меча, подтверждавшие его статус самурая. Уильям Адамс умер в Японии в 1620 году, но в стране бережно сохранились все реликвии, связанные с его именем, благодарные японцы воздвигли памятник в его честь на месте его бывшего особняка в Токио, в столице есть квартал в Андзин-тё (квартал штурмана), названный в его честь. Ниже выкладываю письмо Уильяма Адамса, написанное им своим друзьям и соотечественникам в 1611 году. 
Мэнти кацу (Menchi katsu) - панированные и обжаренные во фритюре котлеты из фарша. Обычно это говяжий фарш, но делают так же из свинины, или свино-говяжий фарш. К фаршу добавляют лук, прожаренный во фритюре в корочке из хлебных крошек. Слово мэнти происходит от английского “минст”, что значит рубленый, Мясной фарш смешивают с рубленым луком, солью и перцем, и из него делают котлетки. Мука наносится на обе стороны мэнти кацу, затем их покрывают взбитыми яйцами, а в дальнейшем добавляют хлебные крошки и обжаривают во фритюре до золотистого цвета. Панировочные сухари специально обезвоживают, они имеют более грубую текстуру, чем хлебные крошки. Японские котлеты подается с японским вустерширским соусом или соусом тонкацу (это вариант вустерширского соуса, загущенного фруктовым и овощным пюре) и нарезанной капустой. История японских котлет следующая. До середины XIX века, в эпоху Мэйдзи, употреблять в пищу мясо в Японии было не принято. В середине прошлого века Япония вынуждена была отказаться от политики закрытых дверей и быстро вступила на путь индустриального развития по западному образцу. На некоторое время страну охватила волна преклонения перед всем иностранным, в страну хлынули атрибуты европейской и северо-американской культуры, включая и западную кухню и обычай есть мясо. И вот в японских харчевнях и закусочных появились новые блюда, сделанные по европейским рецептам. 
